Он сделал предложение, черт бы побрал все на свете. Предложение не подразумевает ни гнева, ни слез.
Ему следовало сказать что-то другое, сделать что-то еще. Он должен был заставить ее остаться и образумиться. Но он был так сосредоточен на том, что необходимо предпринять, так страшился своей предстоящей ответственности, что ему просто не пришло в голову, что она может возражать. Он не предусмотрел вероятность того, что она может сказать «нет», причем вполне серьезно.
Почему она сказала «нет»? Правда, она с самого начала ясно дала понять, что не намерена выходить замуж, но нежелание иметь мужа вообще — это все же нечто другое, чем нежелание иметь в качестве мужа его. По крайней мере так ему кажется.
Она не должна была говорить «нет».
Только теперь до него дошло, что он не может назвать ни единой причины, почему она должна была согласиться. Он говорил о чести и ответственности, о долге и… бремени.
Он говорил о бремени.
Как, черт возьми, мог он быть таким бездушным, таким эгоистичным?
Всю жизнь к Уиннифред относились как к бремени. Как там сказала Лилли? Ее растила череда равнодушных гувернанток, нанимаемых невнимательным отцом. А потом ее навязали его отцу, который перепоручил ее леди Энгели, а та передала Лилли.
Немудрено, что Уиннифред так любит Мердок-Хаус и так предана Лилли. Мердок-Хаус — единственное место, встретившее ее радушно, а Лилли — единственный друг, не бросивший ее.
Уиннифред была счастлива в Шотландии и продолжала бы счастливо жить там до сих пор. Если б Люсьен не узнал про нее… и весь процесс не начался заново, с упавшим сердцем осознал Гидеон. Люсьен переложил ответственность за Уиннифред на него, а он при первой же возможности передал ее леди Гвен. Хуже того, нынче утром он ясно дал ей понять, что на самом деле не хочет ее.
Но какого дьявола он должен был делать? Ответственность за жену и детей — детей, черт побери! — это не для него.
Он подведет их, как подвел своих людей… своих мальчишек.
«Так уж случилось…» — неприемлемое объяснение для того, что произошло на борту «Стойкого». Это неприемлемое объяснение ни для чего, что происходило на войне. Каждый, кто стрелял, несет ответственность за тот вред, который нанес кусок металла и порох. И каждый офицер отвечал за те приказы, которые отдавал своим подчиненным, находящимся в опасности. Он не может притвориться, что это не так, да и не хочет.
Он снова потянулся за выпивкой, но резко отдернул руку.
Неужели он цепляется за свою вину и страхи, чтобы исключить все остальное — исключить Уиннифред? Он не был уверен, что хочет этого. Не был уверен, что может это сделать.
Как и не был уверен, что не может.
Гидеон все еще метался, когда полчаса спустя длинная ночь, переживания и бренди сделали свое дело и он уснул.
Море было бурным, швыряя фрегат как собаку, играющую с костью.
Гидеон пытался устоять на ногах. Он пытался сосредоточиться на том, что должен делать, но из-за всего этого грохота невозможно было думать.
Если б сражение остановилось хоть на минуту, если б корабль хоть на одну минуту затих, он бы смог подумать.
И вдруг море в одно мгновение успокоилось, и вокруг стало тихо-тихо, как в могиле.
Глаза его метнулись к открытой двери каюты. Бой был в самом разгаре. Он видел своих людей сквозь дым и пламя. Чувствовал, как дрожит у него под ногами корабль. Видел, как обломился и рухнул на палубу конец мачты.
Но он ничего не слышал. Ни грохота пушек. Ни людских криков. Ничего.
— Лучше. Так-то лучше.
Теперь он мог подумать. Мог отыскать способ вытащить их из этой дьявольской…
И тут он увидел Уиннифред. Она стояла среди всего этого хаоса и безмятежно скармливала Клер остатки еды из салфетки.
— Нет!
Он ринулся к двери, но лишь врезался в холодную твердую стену. Что-то преграждало ему путь, какая-то невидимая преграда заперла его внутри. Он бросился на нее и замолотил по ней кулаками.
— Уходи в трюм! Уиннифред! Уиннифред, уходи в трюм!
— Не знаю, кэп, лично я сейчас трюм не посоветовал бы.
Он развернулся на звук голоса Джимми. Силы небесные, его руки. Где руки мальчишки?
— Нет. Нет. Что с тобой стряслось?
— Ядро пробило потолок, ошметки полетели во все стороны. Но чего ж еще ждать, когда вы привели на борт женщину. — Джимми медленно покачал головой. — Это ж к несчастью, капитан. Это все знают.
— Я не приводил… — Он развернулся и кинулся на невидимую стену. — Помоги мне. Ты должен помочь мне выбраться отсюда.
— У меня ж нет рук. — Джимми заглянул ему через плечо. — А она милашка, а? Вроде как не место ей тут.
— Конечно, не место. Она не должна быть здесь.
— Да бросьте, капитан, обычное дело. Не можете же вы отвечать за каждую глупую девчонку с козой, которая тайком пробирается на корабль, а?
— Совершенно верно, — послышался новый голос. — Это нам вы должны помогать.
Он развернулся к двери. Там стояли лорд Марсон и юный Колин Ньюберри с головой Билли, с которой капала кровь.
— Я не могу… Да вы посмотрите на себя! Я ничего не могу для вас сделать.
— Уж побольше, чем для девчонки, которая стоит там, — показал рукой Колин. Он вытянул шею, чтобы выглянуть в дверь. — А вот ей и конец, точнехонько.
Гидеон снова развернулся и, скованный ужасом, смотрел, как пушечное ядро летит на Уиннифред, словно воздушный змей, подхваченный ветром.
Она отступила назад, и ядро просвистело мимо.
Колин присвистнул.
— Умная девушка. За таких, как она, не стоит переживать. Она прекрасно справится и без вас.