— И какой нормальный мужчина стал бы спорить?
Осмелев от его реакции, она уже хотела спросить, нормальный ли он. Но заколебалась — это казалось непростительной грубостью. Как правило, она не особенно утруждала себя хорошими манерами, да и была не особенно знакома с ними, но взять и просто спросить: «Вы, случайно, не сумасшедший?» — было бы уж чересчур грубо даже для нее.
Опасаясь, что смелость может в любой момент покинуть ее, Уиннифред вытащила из кармана письмо и протянула ему почти дрожащей рукой.
— Это вы писали?
Темные брови взмыли вверх, когда он взял письмо.
— Это то, что вы взяли из домика садовника?
— Да.
— И по этой причине вы все время смотрите на меня так, будто у меня две головы и хвост? Не потому ли вы только что бормотали что-то про сумасшедший дом?
Она сглотнула, подумала и решила сказать правду:
— Да.
— Что ж, посмотрим, что тут у вас.
Он переместил трость, чтобы развернуть письмо, и Уиннифред нервно наблюдала, как он читает.
Искорки юмора и любопытства в глазах, которые, как она уже начинала думать, являются его постоянными спутниками, погасли, и лицо Гидеона все мрачнело по мере того, как он читал. К тому времени как он дочитал до конца, лоб его был нахмурен, а губы плотно сжаты от гнева.
— Почему вы это не сожгли? — тихо спросил он.
— Это вы написали?
Она должна быть уверена, полностью уверена.
— Не я. — Он вернул ей письмо. — Эта гнусность скорее всего написана моей мачехой.
Она задумчиво посмотрела на бумагу, потом подняла глаза на него.
— Вы даете мне слово джентльмена, что не получали письмо, которое я послала вам?
— Даю. А что в нем было?
Она почувствовала, как краска прилила к щекам. Лилли болела, сильно болела, и у них не было денег, чтобы заплатить врачу. Уиннифред была в отчаянии в тот день, когда писала, и это вынудило ее прибегнуть к тому, чего она обещала себе не делать никогда. Она умоляла.
— Это была просьба о помощи, — пробормотала она, надеясь, что письмо сгорело где-нибудь в камине. Она пожала плечами, отодвигая в сторону воспоминания о тех мрачных днях. — В общем, помощь не потребовалась. Так что теперь это не важно.
— Понятно. — Его ладонь, теплая и шершавая, легла ей на лицо. Он замер на мгновение, а Уиннифред приросла к месту, живот напрягся, а воздух застрял в горле. Потом один палец скользнул вниз к подбородку и приподнял ее лицо. — Мне очень жаль.
На один ужасающий миг Уиннифред почувствовала, как к глазам подступили слезы. Она заморгала, прогоняя их, удивленная своей реакцией на простое извинение и легкую, пусть и неприличную, ласку. Это все переутомление, сказала она себе, вызванное недосыпанием, страхом, тревогой и, быть может, самым опустошающим из всего этого — надеждой. От переутомления с людьми еще и не такое бывает.
Тот факт, что в прошлом ей приходилось и куда больше уставать, и куда больше тревожиться, и ни разу не возникало желания разреветься, был из тех, на которых она предпочитала не задерживаться.
Она уже хотела отвернуться и отшутиться, дабы скрыть свое замешательство, когда он заговорил:
— У вас эти веснушки круглый год?
— Что?.. — Она заморгала, позабыв про слезы. — Прошу прощения?
Он легонько постучал пальцем по щеке и опустил руку.
— У меня на корабле был мальчишка. Джозеф О’Делл. Его веснушки зимой исчезали, а каждое лето возвращались. Я мог бы поклясться, что каждый раз, когда появлялись, они были иными, но, с другой стороны, я никогда особенно не присматривался. Не подобает мужчине считать мальчишеские веснушки, правда же?
— Пожалуй, — выдавила Уиннифред, сама не зная, то ли она озадачена, то ли очарована. — Вы вполне уверены, что вы не «тронутый»?
Он пожал плечами:
— Никто не может быть вполне уверен, потому что узнает он об этом последним.
Романтическая библиотека: http://romanticlib.org.ua
— Не слишком обнадеживающе. — Но она поймала себя на том, что все равно улыбается ему. — И нелепее разговора я еще никогда не вела.
— Мне говорили, что у меня к ним дар. Вы собираетесь ответить на мой вопрос?
Она не видела причины, почему бы не сделать этого.
— Некоторые веснушки зимой исчезают. Но я не могу сказать, меняется ли их положение из года в год, поскольку мне никогда не приходило в голову задуматься об этом. А ваши?
Он слегка удивился и улыбнулся:
— Мои? У меня есть веснушки?
— Семь, — информировала она его, запоздало осознав, что женщине, наверное, точно также не подобает считать веснушки мужчины, как и мужчине считать веснушки мальчика.
Она мысленно отмахнулась от своего беспокойства. В конце концов, это правда, и она совсем не глазела — ну, почти.
— Три слева и четыре справа. Они очень бледные, но они есть. Быть может, заметны только на солнце.
— Я не имею привычки на улице смотреться в зеркало, так что вы, должно быть, правы. — Он слегка поморщился. — Я всегда считал веснушки милой чертой. Совсем не уверен, что в восторге от этого описания применительно ко мне.
Уиннифред знала его меньше дня, но чувствовала, что прилагательное «милый» ему очень даже подходит. А это казалось совсем неправильным. Мужчины, которые выглядят как лорд Гидеон, должны быть обладателями таких эпитетов, как «смуглый», «темный» и «опасный». Крупные мужчины не должны мягко смеяться, их черные глаза не должны лукаво поблескивать, а большие руки не должны быть такими ласковыми, когда дотрагиваются до женской кожи.
Она отвела взгляд.
— Нам пора. Лилли, должно быть, уже закончила.